Расстрелять! — II - Покровский Александр Михайлович (книги онлайн читать бесплатно TXT) 📗
Идти.
И при этом что нужно просто знать?
Нужно просто знать, что все, что ни делает офицер, он делает для блага Отечества.
Все пополам, как в песне. Вошел в кают-компанию и видишь; один ты за столиком, а сгущенка, на шестерых рассчитанная (по ложке па пасть), на блюдечке мерзко блестит. Делишь ее пополам и "съедаешь.
Входит следующий.
— О-о, — говорит он, — сгущенка, — делит ее пополам и съедает.
Входит еще один и говорит:
— Ты смотри: сгущенка, надо же! — после чего садится — и опять пополам,
Четвертый входит и спрашивает:
— Вестовой, еще сгущенка есть?.. А почему?..
Офицер свою биографию не помнит. Так что лучше ее написать и держать при себе. Особенно раздражают родственники жены в пяти экземплярах в алфавитном порядке.
На флоте можно годами с человеком встречаться, здороваться и разговаривать, но не знать ни имени его, ни фамилии.
Если б не было комиссий по проверке на флоте существующих положений, то не было бы ясности в том, чем же мы все-таки занимаемся.
Начало работы комиссии сопровождается судорожной сменой кремовых рубашек на белые. С вечера объявляют: «Завтра — тужурка, белая рубашка!» До обеда по территории ловят тех, кто пришел в кремовых. Во время обеда объявляют; «Прекратить нервозность! Всем быть в кремовых!» После обеда ловят тех, кто в белых. К концу дня все все перепутали и пребывают кто в чем.
Так и встречаем комиссию: кто в чем.
Лежал у нас перед КПП огромный валун. Тонн на пятьдесят. И решили его перед комиссией убрать. Выделили пятьдесят моряков. Почему пятьдесят? А прикинули: по тонне на человека — и нормально будет. При соответствующей организации.
Облепили они валун, потужились, попку от земли поотрывали — ну никак, нет организации! Вот при хорошей организации, не устаю повторять, на нашего морячка нагрузи хоть тонну — и он свезет, а здесь, в этом конкретном случае, не было организации. Потому и не убрали.
Ну, если нельзя убрать, то нужно покрасить. Затащили на валуи сверху бидон с зеленой краской, опрокинули и размазали. И стал валун зеленый. Приехал командующий и спрашивает у старшего над валуном:
— Почему зеленый?
— А-а… другой краски не было, товарищ командующий.
— Немедленно устранить!
Немедленно? Пожалуйста! С трудом отыскали-достали белой польской эмали целый бидон, затащили туда наверх, опрокинули — и стал валун белым.
— Вы что? — сказал командующий, — Издеваетесь надо мной?!
— Никак нет, товарищ командующий! — сказал тот, что над валуном старшим назначен, и замотал головой. — Никак нет!
— Немед-лен-но устранить!
— Есть!!!
Где-то достали кузбасс-лака — и в ночь перед комиссией, буквально за два часа до рассвета, стал валун черный, как антрацит. Стоит и блестит. Красиво.
И вот едет командующий с комиссией, и останавливается он перед КПП и видит чудо. И комиссия тоже его видит.
— А чего это он черный? — любопытствует комиссия.
Тут командующий, отвернувшись, может, целую минуту что-то бормочет, потом поворачивается всем телом к комиссии и говорит громко, пугая ее:
— Жизнь! Потому что! У нас! Такая! Жизнь!!!
И весь следующий день стая матросов вручную скалывала с валуна краску, возвращая ему его природный цвет.
На службе всегда испытываешь терзания перед тем, как украсть.
Терзаться не надо.
Надо красть.
Бывают такие минуты, когда чувствуешь внутри себя тяжесть какую-то. Нехорошо как-то. От предчувствия. Одолевает что-то. Иногда гложет одиозность. Вы не знаете, что такое одиозность? И я не знаю, но гложет.
Сон на флоте — это преступление. На флоте не спят, а отдыхают. Личному составу, работающему ночью, разрешается отдыхать днем до обеда. Он, личный состав, лежит в кубрике в койке, накрытый с головой одеялом, а все ходят вокруг, и это их раздражает. Начиная со старшины команды всех интересует, чего это он спит. Старшина будит его и говорит:
— Ты что это спишь?
Тот объясняет, что ночью работал и теперь спит до обеда с разрешения дежурного.
— А-а… — говорит старшина и отходит. Через полчаса подходит командир группы и встряхивает койку:
— Ты что, спишь что ли?
Тот, что спит с разрешения, просыпается и объясняет.
— А-а, — говорит командир группы и отходит. Тот, кому разрешили, снова — нырь в койку. Еще через полчаса в кубрик влетает командир боевой части. Пролетая мимо, орлиным взором окидывает койки любимого личного состава. Кто это там? Что такое? Круто меняется направление, и за одеяло — хвать!
— Ты чего? Спишь что ли, а?!
Личный состав сидит на койке, насупясь,
— Почему молчите?
Личный состав не молчит, он объясняет.
— Ясно! — говорит командир боевой части. — Смотри, только чтоб вовремя встал. И коечку обтянешь. Видишь, как у тебя подматрасник висит? Встань, встань, посмотри, как висит. И ножное полотенце на место. Вот посмотри, в каком положении у тебя ножное полотенце!
Личный состав посмотрел на положение ножного полотенца и опять — хрясь в койку.
Через полчаса в кубрике появляется старпом. На носу сдача задачи, и вид у старпома саблезубый. Тут он видит спящего и орет:
— Что?! Кто?! А?! Почему?! Кто разрешил, я спрашиваю?! Дежурный?! Какой дежурный?! Рабочий день!..
В общем, спать на флоте невозможно. Можно только отдыхать.
А спать хочется до одури. Я постоянно не высыпаюсь. Вот только мой нос минует срез верхнего рубочного люка — и все: глаза сами закрываются. А в автономке снятся только цветные кошмары. И действуешь во сне, как наяву. Просыпаешься и не знаешь, где спал, а где служил. Просыпаюсь однажды в ужасе: приснилось, что все волосы на груди побрили визжащей машинкой. Когда снятся кошмары, нужно менять сторону лежания. Повернулся я и не успел глаза закрыть, как побрили со спины.